СТАТЬИ

"За каждым моим шагом следила полиция"

"Дин Рид поет для шахтеров.

Входная плата – один килограмм продуктов.

Четверг, 18 августа. 19.00"

Эта афишка, размноженная на ксероксе, была выпущена профсоюзом чилийского медного рудника "Эль Теньенте". Один ее экземпляр оказался среди тех немногих личных вещей, которые Дин Рид успел взять с собой, когда его арестовали в Сантьяго, чтобы доставить в аэропорт. Афиша украшена незатейливыми рисунками: гитара и силуэт шахтера на фоне входа в штольню...

В Лиме он оказался неожиданно. Из Сантьяго намеревался полететь в Буэнос-Айрес, но 19 августа, на следующий день после выступления перед шахтерами "Эль Теньенте", чилийские власти выдворили его из страны.

Арестовали после обеда. В шесть часов вечера втолкнули в полицейскую машину и повезли.

– Едва выехали за окраину города, – рассказывает он, – остановка. Ну, думаю, сейчас выведут из автомобиля, приставят револьвер, и одним "пропавшим без вести" в Чили станет больше. В стране, где после переворота убиты десятки тысяч людей, это делается просто. Но нет – поехали дальше. Процедура с остановкой повторилась еще несколько раз. Лишь когда были у самого аэропорта, один из карабинеров, видимо, старший по званию, объяснил мне, что у него приказ доставить меня к самолету за несколько минут до вылета.

Он рассказывает обо всем этом спокойно, хотя, видимо, спокойный тон дается ему с трудом. Ведь Дин считает Чили своей второй родиной. Он часто бывал там, подолгу жил и работал, особенно в годы правления правительства Народного единства. В 1973-м, незадолго до военного переворота, мы познакомились с ним в Сантьяго, где он находился по приглашению Единого профцентра трудящихся Чили, запрещенного впоследствии фашистской хунтой.

– Меня все время тянуло в Чили, – продолжает Дин Рид. – Я не мог не приехать туда. Тем более сейчас, когда почти вся страна восстала против фашистской диктатуры. Я ведь считал и считаю своим долгом помогать борьбе чилийского народа за свободу, за идеалы Сальвадора Альенде. За то, чтобы песни моего друга Виктора Хары вновь зазвучали по всей стране.

Как сначала думал Дин Рид, помог ему случай. Вместе с ним в самолете, прибывшем в Сантьяго 15 августа, оказалась съемочная группа одного из каналов телевидения США. В общем потоке проскочил и "еще один американец". "Нет, – объяснили ему позже чилийские друзья. – Ты ни при каких обстоятельствах не "проскочил" бы до 11 августа, когда состоялся четвертый День национального протеста. Повсюду происходили столкновения полиции с демонстрантами, волнения не утихали в течение трех суток. После этих событий что-то, кажется, надломилось там, наверху. Началось заигрывание с политической оппозицией. На этом фоне ты и проскочил".

– Мне удалось, – рассказывает Дин Рид, – встретиться с некоторыми из моих друзей, оставшихся в живых. Я навестил вдову Пабло Неруды – Матильду, которую знал и раньше. Я понимал, что за мной будут следить. Поэтому ночевал в разных местах. Наверное, это была пустая предосторожность – жандармы вряд ли теряли меня из виду. Возможно, я хитрил больше для самоуспокоения. На третий день меня разыскали два профсоюзных активиста с рудника "Эль Теньенте" и пригласили выступить перед горняками.

Встреча состоялась. И не одна. 19 августа, когда меня выдворили, в час дня я успел выступить перед студентами университета. Под предлогом того, что у меня была "туристическая", а не "деловая" виза, власти заранее запретили мне публичные выступления. Но ведь никто не отнимал у меня права приветствовать моих друзей. Пользуясь случаем, я каждый раз сообщал им о запрете властей. Что тут начиналось! Свист. Топот. Крики. Полиция в дверях, а все скандируют: "Пой!" Ну что мне оставалось делать? – Дин озорно улыбается. – Я пел песни Виктора Хары, пел песню-памфлет "Американцы" и заканчивал каждое выступление гимном Народного единства "Венсеремос". Представляешь?! Вместе с чилийцами мы открыто пели "Венсеремос". И вскидывали вверх сжатые в кулаки руки!

– Скажи, Дин, – спросил я, когда пришло время прощаться, – что значат эти слова в афише: "Входная плата – один килограмм продуктов".

– Во время последних забастовок на "Эль Теньенте" 800 горняков были уволены. Каждый, кто приходил на мое выступление, приносил с собой что-нибудь в фонд солидарности: кусок хлеба, пару яиц, несколько картофелин, горсть макарон. Это самые дорогие билеты за всю мою артистическую карьеру. Хотя нет, извини, были дороже: в годы Народного единства я выступал перед чилийцами бесплатно.